Взяв очередную полосочку, я прочитала отчетливо: «моему сыну Тимофею Алексее…»

Так.

Значит, отец Данилы знал о втором сыне?

Знал и собирался вписать его в завещание?

Это меняет дело. Получается, что убил его человек, которому было невыгодно новое завещание. Черт! Знать бы, что писал Алексей Петрович в новом завещании… Пока эти черновики говорят только о сомнениях и метаниях. Надо побыстрее собрать полоски, может, я все-таки найду зацепку.

Была уже глубокая ночь, когда я наконец разогнула спину и выпрямилась. Три черновика лежали передо мной практически целые. Первый гласил, что все свои активы в виде недвижимости, ценных бумаг, денег в разных банках и акций в разных компаниях Алексей Петрович оставляет своим биологическим детям в равных долях. Второй — что все это же он оставляет сыну Даниле Алексеевичу. Третий — сыновьям Даниле и Тимофею.

Нигде ни слова о Катерине, Дарье и Эллине. И это странно. Конечно, вредный старик собирался лишить наследства кое-кого, о чем и заявил на обеде в день смерти, но сразу трех дочерей? За что?

Ладно, Эля его не устраивала своим видом и поведением. Даша… Возможно, он не хотел, чтобы возле нее отирался Семен. А Катя? Чем она не угодила Алексею Петровичу? Тем, что уехала жить в Швейцарию? За это не лишают наследства… В общем, все странно. И эта формулировка «биологические дети»… Возможно, старик подозревал, что кто-то из его детей не родной? Но опять-таки все три дочери, к тому же от разных матерей?

Я снова обвела взглядом все три черновика. Надо их как-то сохранить. Но как? Склеить скотчем? Дурацкая идея. Есть и получше. Поднявшись с колен, я спустилась в кухню и принялась открывать шкафчики. Где Тома хранит пищевую пленку?

Упакованные с двух сторон в прозрачный тонкий целлофан, три листка плотной бумаги заняли свое место в нашей с Данилой спальне под матрасом. Завтра я покажу их следователю. Это его работа — анализировать все стороны улик. В том, что черновики являются уликами, я не сомневалась.

Выпитый чай привлек желудочных кошек. Они проснулись, начали скрестись в животе и просить кушать. Интересно знать, где Тома, и приготовил ли кто-нибудь ужин? Впрочем, опять же не для кого… Я снова пошла на кухню. Хоть бутербродик какой перехватить… Но, когда я зажгла свет, перед глазами вдруг встала картинка больничного коридора и запах лекарств. Дашка в реанимации. А вдруг она что-то съела отравленного? Вдруг убийца отравил все в холодильнике? Нет, я не хочу в реанимацию, и вообще — я беременна! Лучше не рисковать и заказать пиццу.

Ее принесли очень быстро, и я не успела открыть дверь. Но Лена-горничная была вышколена на пять с плюсом и сама заплатила доставщику. Мы с ней столкнулись в холле. Девушка спросила:

— Это вы заказали, Ева Станиславовна?

— Да. Сколько я тебе должна?

— Ничего, разумеется. Мне с зарплатой возместят.

— Ну и ладно. Тогда пошли есть пиццу, я тебя угощаю.

— Что вы, Ева Станиславовна, нам запрещено, — пробормотала Лена, но я взяла ее под локоть и увлекла в столовую:

— Во-первых, тут хозяйка я, пока Данилы нет. Во-вторых, я хочу с тобой поговорить.

— О чем? — любопытно спросила она, подчиняясь.

— Ты давно работаешь в доме?

— Примерно четыре года.

— Тогда должна знать… Я хочу узнать все об отношениях покойного Алексея Петровича с дочками.

Лена замялась. Почти машинально она принесла из кухни две большие тарелки и лопатку для пиццы, я выложила нам по куску и выразительно посмотрела на девушку. Та сказала извиняющимся тоном:

— Нам нельзя сплетничать.

— Сплетня, Лена, это когда ты говоришь о работодателе с посторонними лицами. А я не посторонняя. И вообще…

Откусив кусок от треугольника с тянущимся сыром, я добавила почти весело:

— Один твой хозяин умер, потому что кто-то ткнул его ножиком в спину, второй хозяин сидит за это в СИЗО, хотя не виноват, а еще одна хозяйка лежит в реанимации. Так что, дорогая Лена, советую максимально честно и открыто рассказать мне все, что ты знаешь.

Лена вздохнула. Отколупала пальцами кусочек пиццы, отправила его в рот и сказала:

— Алексей Павлович не любил дочерей. Да, собственно, он и Данилу Алексеевича не очень жаловал, но все же больше, чем Дарью Алексеевну, например.

— Почему?

— Ну, я думаю, он считал, что они ведут слишком беззаботный образ жизни. А Катерину Алексеевну вообще называл всякими словами, потому что она вышла замуж и уехала заграницу.

— Интересно, она что, должна была всю жизнь провести здесь и не выходить замуж?

Лена пожала плечами:

— Я не в курсе дел хозяев до такой степени! Но сдается мне, что Алексей Павлович подобрал ей жениха с положением, а Катерина Алексеевна взбунтовалась и уехала.

— Очень, очень интересно, — пробормотала я. — Но Катю мы не рассматриваем в качестве убийцы, потому что ее не было в стране. Перейдем к Даше.

— О, Дарью Алексеевну хозяин давно угрожал лишить наследства и вычеркнуть из завещания, — оживилась Лена. — Вот в последний раз это было из-за Семена, а до этого — из-за Дениса, Филиппа и… по-моему, Влада.

— То есть, Дарья встречается исключительно с альфонсами?

— Да! Простите меня, конечно, это не мое дело, но вот Семен еще ничего. А Денис был очень наглым и приставучим! Он даже… Ну, это неважно.

— Поня-атно, — протянула я. Пицца оказалась очень вкусной, и я быстро проглотила первый кусок, взяла второй: — Ну, а Эля?

— Эллина Алексеевна… Она совсем перестала учиться в старших классах, ЕГЭ не сдала. Алексей Павлович даже отрекался от нее при всей семье, сказал — ты не моя дочь!

— Отлично, — пробормотала я. — Отец года…

— Каким бы он ни был, он не выгнал Эллину Алексеевну из дома, как грозился, — пожала плечами Лена.

Я только головой покачала. Но да. В чем-то она права. Алексей Павлович хотя бы обращал на дочь внимание. Остальные вообще ее не замечали.

— Спасибо, Лена. Если хочешь, доедай пиццу, а я пойду спать.

Этот день меня вымотал.

А завтра вскрытие завещания. Завтра мы узнаем много нового, я в этом уверена.

Спала я в эту ночь как убитая. Мне даже сны не снились. А когда проснулась, было уже полдесятого. Нотариус сказал, что подъедет к одиннадцати, и попросил обеспечить его связью с Катериной, поскольку она не могла снова приехать в Питер. Также надо было собрать весь обслуживающий персонал. Одно из условий покойного…

Первым прибыл следователь Пыжик. Деловой, как и в тот раз, что мы виделись, в слегка помятой форме, с большим портфелем. Я пригласила его в гостиную на диван и принесла восстановленные черновики завещания:

— Что вы об этом думаете?

— Где вы это взяли? — он схватил листочки, упакованные в пищевую пленку, и принялся читать.

— В мусоре из шредера.

— Почему никто не нашел в шредере мусор?

Я объяснила ему, где хранились полосочки бумаги. Следователь ткнул пальцем в имя «Тимофей»:

— Значит, убитый знал, что у него есть внебрачный ребенок. И даже хотел ему оставить наследство, но потом передумал.

— Я вчера все глаза проглядела, перечитывая, — отобрав у следователя черновики, я разложила их на столике. — Вот эти два — незаконченные. А этот — написан полностью и даже с подписью. Можно предположить, что именно это конечный вариант завещания.

— Все завещано Даниле Беркутову?

— Да.

— А вам это очень удобно, не правда ли?

— Я глубоко извиняюсь! — выпрямилась, с негодованием глядя на следователя. — В тот день, когда Алексей Павлович был убит, я увидела его первый и последний раз. И с Данилой мы тогда расстались на три недели, если вы не в курсе. У меня не было ни мотива, ни возможности убить старика.

— Ну да, ну да, — пробормотал Пыжик, внимательно разглядывая черновики. И тут раздался звонок в дверь. Я вздрогнула:

— А вот и нотариус!

— Настал момент истины? — усмехнулся следователь. Я бросила на него короткий, но выразительный взгляд и ответила ехидно:

— Да, потому что я хочу, чтобы мой муж вышел из тюрьмы! У нас с ним будет тройня.